– Да как мать может знать о целях злодеев, укравших ребенка? – возмущаюсь я. – Мне в голову не приходит ни одной причины для подмены детей. Ну и что? О чем это говорит?
– Чем тот ребенок, которого я сейчас видел, отличается от вашей дочери? Важно все, что вы сможете сказать о разнице в их внешности.
Я мычу от ярости. Именно этого требовал Дэвид. Мужская логика – им бы все разложить по пунктам.
– Не могу назвать никаких конкретных отличий, кроме главного: это два разных человека! Разные младенцы. У моей девочки другое личико, и плачет она по-другому. Как, черт возьми, описать разницу в крике младенца?
– Хорошо, миссис Фэнкорт, успокойтесь. Не волнуйтесь.
Похоже, этот детектив Уотерхаус меня побаивается.
Пытаюсь говорить помягче:
– Я понимаю, вам на каждом шагу приходится иметь дело с неадекватными людьми. У меня самой такая же работа. Я гомеопат. Знаете, кто это?
Я готова прочитать дежурную лекцию на тему традиционной медицины, основанной на аллопатии, и о гомеопатии, построенной на идее лечения подобного подобным.
У детектива на миг округлились глаза. Потом он кивнул и опять порозовел.
Однажды у меня был пациент-полисмен. Моложе меня, но уже семейный, с тремя детьми, он страдал от жесточайшей депрессии, потому что терпеть не мог свою работу. Он хотел быть ландшафтным дизайнером. Я посоветовала ему следовать велению сердца. Я считала это правильным – сама незадолго до того бросила скучную службу в налоговой и подалась в гомеопаты. После встречи с Дэвидом, когда они с Вивьен вытянули меня из моего жалкого одиночества, мне хотелось лишь одного – помогать людям. Теперь вот я гадаю, помогла ли я тому бедняге или подвела его своим бездумным непрактичным советом. А вдруг он уволился из полиции и живет в нищете? И жена от него ушла?
– Многие пациенты очень своеобразно воспринимают окружающий мир. Обычный человек считает их чокнутыми, а я – нет, понимаете? Я – здоровая неглупая женщина, и уверяю вас: ребенок в детской – не моя дочь.
Я лезу в карман рубашки, вынимаю кассету с пленкой и кладу на стол:
– Вот, непреложное доказательство. Проявите – и получите кучу фотографий настоящей Флоренс. Со мной и с Дэвидом. В больнице и дома.
– Весьма признателен.
Детектив берет кассету, сует в конверт и что-то надписывает – мне не разглядеть. Медленно, размеренно, основательно. Потом вынимает блокнот:
– Что ж, давайте запишем кое-какие подробности.
Его неторопливость бесит.
– Да вы же мне не верите, – огрызаюсь я. – Ладно, как хотите. Мне плевать, но прошу вас, отправьте группу на поиски. Что, если вы ошибаетесь, а я говорю правду и Флоренс действительно украли? В любую секунду может произойти непоправимое! – У меня дрожит голос. – Вы что, готовы так рисковать?
– У вас есть другие фотографии дочери, миссис Фэнкорт? Уже проявленные?
– Зовите меня Элис. А вас как зовут? В смысле, по имени.
После небольшой заминки он все же сдается:
– Саймон.
Саймон. Это имя было в нашем с Дэвидом списке – на случай, если родится мальчик. Я морщусь. Про список почему-то особенно больно вспоминать. Оскар, Саймон, Генри. Лиони, Флоренс, Франческа. («Фэнни Фэнкорт! Только через мой труп!» – фыркнула Вивьен.) Флоренс. Ухти-Пухти. Маленькое Личико.
В больнице нас должны были снять в палате, но у фотографа сломалась машина, и он не приехал. Я всхлипываю и содрогаюсь, будто меня бьет током.
– У нас так и не осталось первого снимка из роддома. Господи, где она теперь?
– Элис, все нормально. Успокойтесь. Мы ее найдем, если… Да, мы сделаем все возможное.
– Есть еще фотографии. Вивьен снимала, когда навещала нас в больнице. Она скоро приедет и подтвердит, что я не помешалась.
– Вивьен?
– Свекровь. Это ее дом.
– А кто еще здесь живет?
– Я, Дэвид, Флоренс и Феликс. Это сын Дэвида от первого брака. Ему шесть. Они с Вивьен сейчас во Флориде, но вылетают ближайшим рейсом, на какой удастся достать билеты. Она меня поддержит. И подтвердит, что этот ребенок – не Флоренс.
– Значит, ваша свекровь видела Флоренс?
– Да, она приезжала посмотреть на нее в первый же день, сразу после родов.
– И когда это было?
– Двенадцатого сентября.
– А Феликс видел девочку?
Я ежусь. Это больная тема. Я мечтала показать Феликсу сестру до его отъезда во Флориду. Он мог бы заехать в больницу после школы, перед выездом в аэропорт, но в тот день у него была тренировка по подводному плаванию в клубе «Уотерфронт», и Вивьен не хотела, чтобы Феликс ее пропускал.
– Иначе он запомнит, что из-за Флоренс его лишили любимого развлечения, – пояснила она. – К чему спешить? У них еще будет полно времени после Флориды.
Дэвид, как обычно, поддержал мать, а я не решилась перечить, поскольку знала: Вивьен боится за Феликса, а против страха любые доводы бессильны. Она думает, что Феликс не захочет делить с новым ребенком свое королевство, как не хотела этого в детстве сама Вивьен. А я думаю, что она ошибается. Редкие дети так ревностно охраняют свои владения, как маленькая Вивьен. Она-то не желала делиться вниманием и заботой родителей даже с собакой, которую пришлось отдать, едва Вивьен исполнилось три года. Слушая рассказ свекрови, я хотела спросить, как звали собачку, но так и не отважилась. Как это ни смешно, интересуясь соперником Вивьен, я чувствовала себя отступницей.
– Когда Вивьен навещала нас в роддоме, – отвечаю я детективу, – Феликс был в школе, и в тот же день они улетели.
– И они путешествуют уже две недели? Но разве сейчас каникулы?
– Нет.
Не сразу поняв, к чему клонит детектив, я добавляю: